Официальной пропагандой СССР чуть ли не в добродетель возводились образцы неприхотливости в бытовых условиях и потребностях. Это выдавалось за особо положительную черту советского человека, отличающую его коллективистскую природу (все равны) от ориентации на потребление в мире «разложившегося» капитализма. Слова о зажиточности, правда, произносились, но в такой тональности, которая предельно ограничивала и огрубляла эти потребности (в их числе духовные). Весьма показательны выдержки из разговора, который состоялся на совещании передовых комбайнеров и комбайнерок с членами ЦК ВКП(б) и правительства. Делая естественную поправку на время, нельзя не обратить внимание на набор показателей, которыми участники совещания характеризуют свою счастливую жизнь: живу хорошо, имею стулья, кровать, патефон, велосипед. Пределом мечтаний комбайнерки Евдокии Винник было получить от Сталина его фотографию, чтобы повесить ее в своей комнате.
Поскольку частная инициатива и нормальные рыночные отношения не вписывались в официальные догмы социализма, а социалистическая плановая экономика оказалась не в силах обеспечить людей в должной мере продовольствием, одеждой, предметами домашнего обихода, то возникал хронический дефицит этих товаров. Очереди у магазинов и прилавков – характерная черта повседневного облика Советской страны. Стояние в очередях занимало значительную часть жизни человека.
Документальное свидетельство
Из донесения НКВД за 1939 г.:
«Очереди начинают образовываться за несколько часов до открытия магазина во дворах соседних домов. Находятся люди из состава очереди, которые берут на себя инициативу, составляют списки. Записавшись в очередь, часть народа расходится и выбирает себе укромные уголки на тротуарах, дворах, в парадных подъездов, где отдыхают и греются. Отдельные граждане приходят в очередь в тулупах, с ватными одеялами и другой теплой запасной одеждой».
Свидетельство современника.
В начале 1930-х гг.
известный советский писатель Вениамин Александрович
Каверин приехал в Магнитогорск, чтобы собрать материал о том, как строился
«социалистический город». Действительно, город у подножия Магнитной горы на плоской, голой земле возник с феноменальной быстротой. Но по нему, как свидетельствует Каверин, бродили, спотыкались умирающие от голода бледные женщины – жены или вдовы кулаков, работавшие на стройках и умиравшие где попало. Кладбище росло быстрее комбината. Рабочие спали на земле, в наскоро построенных бараках жить было невозможно. Все говорило о рабском отсутствии достоинства, о самоунижении, дух напряженного подчинения господствовал в каждом слове. «Ясно видя прямую связь между ростом кладбища и ростом комбината, – замечает Каверин, – я как бы старался не видеть эту связь – и, стало быть, бродил по строительству с закрытыми глазами».
Но общество не было слепо и глухо. Люди говорили о том, что происходило, что они видели и ощущали. Кто-то – тихо, про себя, кто-то – открыто, обращаясь к власти.
Свидетельство современника.
В г. Истра Московской области недавно под полом одного из домов был случайно найден дневник. Его автор И. Ермаков, судя по записям, грамотный и независимый рабочий, вел дневник со значительными перерывами с конца 1920-х гг. до 1967 г.:
«6 января 1937 г. В Испании по-прежнему дерутся испанцы с... испанцами, как у нас в 17-м году воевали русские с русскими. Что завоевали русские в этой войне, уже известно. Что же завоюют испанцы? Наверное, то же, что и русские, независимо от того, чья партия победит. Сейчас в нашей стране идет усиленная агитация против фашистов. Недавно был у нас на фабрике сбор на постройку парохода на место потопленного фашистами... нашего теплохода «Комсомолец». Для этого был устроен в цеху митинг, затянувшийся на 1,5 часа. <...> Вчера нам раздали листки на зарплату. У меня по листку вычитается из зарплаты на займ, пожертвования на корабль, культ, сбор, подоходный налог 64 руб., а у некоторых и еще больше. Рабочие, конечно, недовольны... но высказывать открыто это никто не может... Смелость для открытого протеста надолго убита в "вольном и счастливом" народе...».
Примечание. Средняя зарплата квалифицированного рабочего в то время составляла 200–300 руб., мелкого служащего 80-250 руб.; прожиточный минимум на человека определялся примерно в 200 руб.
Штрихи к портрету времени.
Можно воспроизвести
голоса трудящихся той поры: «Нет ни хлеба, ни мяса, ни товаров... <...>
Если верно, что социализм – учет, значит, мы в социалистическом
обществе, у нас все дают по карточкам. Провались в преисподнюю такой социализм!» «Как не стыдно врать о наших достижениях!» – укоряли безработные печатники. В 1932 г. в Иваново-Вознесенске вспыхнула забастовка рабочих и служащих против житейских тягот. Ее поддержали и партийные работники, отказавшиеся от привилегий, в частности спецраспределителей.
Они не молчали. М., 1991. С. 428-429, 437.
Людей раздражали не только житейские тяготы, но и то, что партийно-государственные функционеры превратились в избранный социальный слой номенклатурных работников.3 февраля 2014 в 11:40
Предыдущая публикация Моя Валиха
|
Следующая публикация Семья Мурашовых и Панкратовых
|
Для того чтобы подписаться необходимо Войти
Все подписчики (0)
19 января 2015 в 10:52
29 декабря 2014 в 11:11
15 декабря 2014 в 19:52
Поделитесь этим материалом с друзьями в социальных сетях
Для того, чтобы оставлять комментарии необходимо Войти
Комментарии к этому материалу пока отсутствуют.