Два чувства дивно близки нам,

В них сердце обретает пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

Животворящая святыня!

Земля была б без них мертва….

А.С. Пушкин.

1830г.

Введение.

У каждого из нас есть своя «животворящая святыня», место, связанное с историей рода, семьи.  Есть такая и у нашего рода. Это небольшой дом на окраине провинциального русского города-Балахны. Цель моего рассказа - познакомить вас с историей этого дома и моего рода по линии моей мамы, Светланы. Итак, давайте начнем наше путешествие в прошлое.

Много лет назад в огромной и неведомой мне стране, которая называлась Советский Союз, жила самая обыкновенная девочка Света. Она училась в самой обычной школе и у нее были самые обыкновенные мама, папа и маленькая сестрёнка.

Конечно, как любой нормальный советский ребёнок, больше всего на свете девочка любила каникулы. Ведь на каникулах она всегда ездила к своей любимой бабушке в Балахну, маленький тихий городок на самом берегу Волги.

Бабуся Катя, так называла Света свою бабушку, часто рассказывала внучке интересные и захватывающие истории про давние годы ее детства и молодости. Девочка слушала эти рассказы и мечтала, хотя  бы на минуточку оказаться там, в тех временах, хоть одним глазком взглянуть на тех людей, на ту далёкую жизнь большой семьи, о которой она столько слышала.

Однажды, гуляя с бабушкой по берегу Волги, они подошли к красивому деревянному двухэтажному дому с резными наличниками. Дом стоял прямо на Набережной, и узкая тропинка спускалась от него прямо к берегу. Бабуся остановилась, задумалась на минутку, а потом, погладив внучку по голове, улыбнулась и сказала: «Вот в этом доме прошло моё детство и юность, эти стены помнят и революцию, и страшное наводнение 1928 года, жестокую войну с фашистами и тяжелые послевоенные годы... Сегодня я расскажу тебе, о том, как появилась наша семья, как мы жили в этом доме, о чем думали, к чему стремились и о чем мечтали...» Бабушка с внучкой присели на лавочку под старым могучим тополем и бабуся Катя, достав из сумки несколько старых, пожелтевших от времени, фотографий, неспешно начала свой рассказ.

«...25 октября 1917 года по старому стилю (сейчас, по современному летоисчислению, это 7 ноября) в истории нашей страны произошло знаковое событие – Великая Октябрьская Социалистическая Революция. Жизнь России изменилась, потекла по новым правилам и законам. А в Балахне в этот же день произошло и другое событие. Событие гораздо меньшего масштаба для страны, но очень важное для одной семьи. В балахнинской церкви на улице Демьяна Бедного венчались Анна и Михаил Загрядские, мои родители, а твои, Света, прабабушка и прадедушка. С такого необычного совпадения дата и началась история нашей большой и дружной семьи.

 

 Глава 1 Детство и юность Анны и Михаила.

Как же встретились твои прабабушка и прадедушка?

Детство и юность твоей прабабушки Ани напоминают сказку о Золушке. Она родилась  11 июля 1899 года в семье боцмана Ивана Анохина. Ее детство прошло на большом двухпалубном круизном корабле, который в течение всего периода навигации плавал по Волге от Нижнего Новгорода до Астрахани и обратно.

В 1906 году, когда Ане было всего 7 лет, умерла ее мать Мария Павловна. Отец вскоре женился на Евдокии Ивановне Туровой и у Анны появились 2 сестры Валентина (около 1910 года рождения) и Мария (около 1921 года рождения).

Семья жила на втором этаже в просторном двухэтажном доме на улице Володарского в Балахне. На нижнем этаже жил брат отца Анны Александр Анохин, один из первых балахнинских революционеров. Над крыльцом дома был прикреплен макет парохода, на котором плавал Иван[1].

Аня с детства плела кружева, которые шли на продажу. После окончания двух классов школы кружевоплетение было ее основным занятием. Мачеха была сурова с девочкой, практически не отпускала ее на улицу играть со сверстниками. Родная дочь Валентина спала на мягкой кровати, а падчерица на полу, на жестком холодном матрасе, который хранился в сенях и не успевал прогреваться за ночь[2].

Анохины жили в достатке, в доме всегда было мясо, свежие овощи с огорода и соленья из погреба. Однако девочка всегда ощущала себя неуютно в присутствии мачехи. Например, за обедом, когда все ели из общего блюда, Аня всегда знала, что когда мачеха стукнет ложкой об стол, падчерица должна прекратить есть мясо.

Отец, как и в сказке,  жалел старшую дочь, но мало чем мог ей помочь. Он старался чаще отправлять ее на Волгу, зная, что Аня с радостью побежит с коромыслом за водой, т.к. это был для нее порой единственный шанс выйти на улицу. Анна Ивановна вспоминала, что в тот период она была влюблена и редкие встречи с ее возлюбленным, имя которого, к сожалению, неизвестно, происходили именно в те часы, когда она ходила за водой[3]. Но здесь кончается сказка и начинается жизнь.

Когда Анне было около 17 лет, в дом Анохиных приехали свататься Загрядские. Это была зажиточная семья мещанского сословия, которая жила на Набережной, в Слободе. У Загрядских была скотина, лошади, большой огород. Для Анны такая семья была хорошей партией. Но жених, Михаил Васильевич Загрядский, был очень маленького роста (около 1,50 м) и это печалило девушку. Она со сватовства не была знакома с будущим мужем, а когда увидела его впервые, то воспротивилась свадьбе. Михаил прислал ей к свадьбе подвенечное платье, вуаль и сафьяновые туфли, но Анна не радовалась дорогим подаркам, и жених не был ей мил[4]. Даже спустя много лет после свадьбы, Анна старалась не идти по улице рядом с мужем. Всегда шла либо впереди его, либо сзади, чтобы разница в росте не бросалась в глаза прохожим. Со временем этот комплекс исчез, и Анна стала считать мужа самым незаменимым, уважаемым и любимым.

 

Глава 2. Жизнь молодой семьи.

Молодых обвенчали 7 ноября (25 октября) 1917 года в церкви на ул. Демьяна Бедного около картонной фабрики (сейчас в этом здании типография). По случайному совпадению, именно в этот день произошла Великая Октябрьская Социалистическая Революция.

         Молодые поселились на первом этаже того самого дома на Набережной, который мы с тобой сейчас видим. В этом доме жила семья моего дедушки,  а твоего прапрадедушки, Василия Петровича Загрядского, который был зажиточным мещанином, уважаемым человеком в дореволюционной Балахне. Верхний этаж двухэтажного деревянного дома занимал Яков Васильевич Загрядский с женой Марией. В то время еще жив был Василий Петрович Загрядский, отец Якова и Михаила, а мама братьев, Екатерина, была больна (парализована) и нуждалась в помощи и уходе, поэтому она жила у обеих снох по очереди. Также в доме на Набережной жила сестра Якова и Михаила Таисия с приемной дочерью Лизой (Елизаветой Александровной Черниковой)[5].

Свекровь Екатерина искренне любила Анну, ценила ее доброту и терпение. В отличие от Марии, жены Якова, которая была скупа и сурова с Екатериной, Анна жалела свекровь и была с ней ласкова. Екатерина всегда с нетерпением ждала той недели, когда ей выпадало жить у Анны и Михаила. Чтобы Екатерина, которая очень любила чаевничать,  чувствовала себя свободно, Анна всегда подолгу пила с ней чай, и, таким образом, сама пристрастилась к этому напитку[6]. Любовь к чаю передалась по наследству ее детям и даже внукам. 

Мачеха Анны Ивановны, Евдокия Ивановна (баба Дуня), часто приходила в гости к падчерице, которая всегда ее радушно встречала, а баба Дуня все жаловалась на то, что не ладятся отношения с родными дочерями.

           В 1919 году в молодой семье появилась старшая дочка, которую назвали в честь бабушки Екатериной. Как ты уже догадалась, это была я. На семейной фотографии 1930 года я стою между родителями, а рядом мои братья и сестры, правда, еще не все. Всего нас у мамы с папой было семеро, 4 сестры и 3 брата. Уже в те годы так много детей было далеко не в каждой семье, ведь поднять и воспитать семерых человек очень непросто.

Семья наша жила скромно и честно. Папа был столяр-краснодеревщик, хороший специалист и очень уважаемый в городе человек. У Михаила Васильевича Загрядского было 4 класса образования. Это считалось в Балахне очень высоким уровнем. Он изготавливал на заказ мебель, писал вывески на магазины, вырезал из дерева различную хозяйственную утварь, делал лодки и плоскодонки. В доме на набережной была оборудована мастерская, стоял добротный верстак, который летом находился в амбаре, а на зиму его заносили в дом и устанавливали на кухне у порога. Заказчиками Михаила Васильевича были зажиточные балахнинцы, интеллигенция. В доме на Набережной все было сделано его руками: комод, горка, кушетка, столы, табуретки, шкафчики, пружинные матрацы для кроватей, гардины к окнам и дверям, трюмо, рамки для картин и зеркал. Для своих детей и внуков Михаил Васильевич делал столики и стульчики, подписывая их именем ребенка, чтобы каждый из малышей знал свой.[7]  Для детских игр он выпиливал головоломки, лото, домино. До сих пор в нашей семье бережно хранятся некоторые предметы, которые папа вырезал своими руками. В честь рождения каждого ребёнка он вырезал какое-нибудь изделие с годом рождения дочери или сына. К сожалению, не все сохранилось, но я покажу тебе полочку, которую он вырезал для нашей самой младшей сестрёнки Нины.

Мама наша вела домашнее хозяйство и занималась воспитанием детей. А еще она была знаменитой на всю Балахну кружевницей. По старинной технологии она плела на коклюшках кружева для всех своих родных и близких. До замужества ее отец продавал кружева и получал за них немалые по тем временам деньги, некоторые изделия обменивал на золотые изделия и дорогую посуду, чтобы у дочери было приданое. Одежду для детей шила сначала сама Анна Ивановна, а впоследствии, когда детей стало много, их обшивала Александра Васильевна Тюрина (дети называли ее тетя Саша), сестра Михаила Васильевича. Она была хорошая портниха и большая рукодельница. Шила не только одежду, но и коврики, и пледы из маленьких лоскутков. Перелицовывала и перешивала устаревшие вещи, которые остались еще с обеспеченных дореволюционных времен. Нина помнит, как тетя Саша приходила в гости, приносила гостинцы, держала маленькую Нину на коленях, и играла с ней. А примерно в 1943 году, летом, она умерла, и Нине отчетливо врезались в память ее похороны.

        В 20-30-е годы страна жила трудно, время было суровое, продуктов не хватало. Во дворе у нас жила скотина (свиньи, корова), было свое молоко и мясо. На огороде выращивали овощи. Одежду мама шила сама, мебель делал отец. В голодные годы 1924-1027 и во время войны Анна Ивановна продала почти все фамильные драгоценности, которые получал ее отец за дочкины кружева[8].

Родители старались, как могли, чтобы вырастить своих детей. Но судьба подбрасывала семье все новые и новые испытания. В  1928 году страшное наводнение, разлив Волги, уничтожило почти все, что было в доме. Уплыла мебель, побилась посуда, чуть не погибла корова. Из старинного сервиза уцелела только одна чашка с блюдцем[9].

Но старый дом на Набережной спас семью, чердак остался свободным от воды, там и укрывались вместе с коровой и поросятами до тех пор, пока не сошла большая вода. Пришлось заново отстраивать все, что было разрушено водой.

Быт семьи был простой и скромный. Анна Ивановна всегда была в делах и заботах по дому, старалась и детей приучать к труду. Чистили картошку ведрами, готовили в русской печке. Варили щи, делали домашнюю лапшу. Муку покупали мешками, доставали по знакомству. Покупали топленое и подсолнечное масло, селёдку. Колбаса в семье была редкостью. Завтракали после того, как истопится печка и сварится картошка с капустой. Первое и второе ели в обед и на ужин. Первое, как правило, было мясное, а на второе ели каши, жареный в плошке картофель, макароны с мясом. Почти каждое воскресенье пекли пироги. Любили блины со сметаной и с маслом, оладьи, драчену, лепешки, жареные на углях. Анна Ивановна часто делала яичницу, тибешник (кашу с тыквой). В печке запекали свиной окорок, а в поросячьих кишках готовили пропитанную салом гречневую кашу. Многие из привычных тогда блюд сейчас на столе уже не встретишь.

Летним утром до работы Костя ловил рыбу, а к обеду Анна Ивановна готовила уху и тушеную в соусе рыбу. Из рыбы варили консервы в томатном соусе.

Конечно, все это многообразие яств было на столе не каждый день, но Анна Ивановна всегда старалась, чтобы дети были сыты. В семье никто не самовольничал, еду брали только с разрешения Анны Ивановны. Для всех было установлено определенное время для завтрака, обеда и ужина, и, конечно, для чая. Самовар емкостью в 10 литров ставили утром и вечером.

С «верхними» родственниками т. Маней, Мишей и Виталием часто общались посредством так называемого «телефона», который придумали дети. «Верхние» стучали в пол около русской печки, внизу кто-то подходил и открывал дверцу самоварного дымохода и прикладывал ухо к трубе. Сверху в трубу говорили: «Ловите Ниночке гостинец» и на веревочке спускали конфеты. Эта труба действительно заменяла телефон, можно было пригласить соседей в гости или узнать какую-нибудь важную новость. Дети были в восторге[10].

         Праздники в семье всегда отмечали широко и душевно. Пасха – светлый и радостный день. Анна Ивановна в этот день всегда будила детей пораньше, чтобы они увидели, как играет весеннее солнышко. Дети вставали, а на столе их уже ждали большие куличи  и крашеные яйца. Из погреба, набитого снегом, приносили главное блюдо – Пасху. Анна Ивановна делала три вида пасхи: из творога, из сметаны и из топленого молока. Все три были вкусные! Куличи Анна Ивановна всегда пекла сама. Смазывала их взбитыми белками и посыпала разноцветным пшеном. После завтрака всей семьей ходили на Троицкое кладбище. Церковь на Старом Кладбище была закрыта, а маленькая Нина всегда заглядывала в ее низкие окна, когда семья посещала расположенные возле храма могилы родителей Анны Ивановны.

Официально Пасха, и вообще религия, были запрещены. Анна Ивановна с родственниками Богдариными шепотом христосовались  и тайком обменивались  крашеными яйцами. Всегда старались сохранить старые русские традиции празднования Светлого Воскресения Христова.

     В доме царила светлая и спокойная атмосфера праздника. Комнаты сияли ослепительной чистотой, наведенной генеральной уборкой, в которой принимали участие все члены семьи. Деревянные полы полировали веником-голиком и дресвой (толченым красным кирпичом), затем дресву смывали большим количеством воды, а полы становились светлыми и чистыми. Каждый год перед пасхой белили печку.

Дети Загрядских росли на Волге, наблюдая и участвуя в жизни этой великой русской реки. Летом почти все время проводили на Волге: полоскали, стирали, в свободное время забирались на плоты и загорали до черноты, а еще, конечно, купались, ныряли и катались на лодках.

В середине ХХ века берег был гораздо шире, чем теперь и кромка воды была намного дальше от Дома на Набережной. По Волге на баржах и в виде плотов переправляли дрова для картонной фабрики. С барж дрова сбрасывали, ограждая их бонами (связанные в 2-3 ряда плоские длинные бревна). На этих бонах женщины полоскали белье, стирали половики, одеяла, фуфайки и прочие крупные вещи. С помощью элеватора дрова подавались на берег в стопки, огороженные высокими бревнами для предотвращения обратного попадания дров в воду. Метрах в тридцати от дома, от детского сада до картонной фабрики тянулась узкая колея. Дрова грузили на вагонетки, и маленький паровозик перевозил их на фабрику. На последней вагонетке стояла девушка-прицепщица.

Прежде чем дрова попадали в вагонетки, рабочие очищали с них кору и укладывали их в поленницы-клади на определенном расстоянии друг от друга. Дети собирали эту кору в корзинки, уносили домой, где она использовалась вместо дров. Для того, чтобы заполучить кору, нужно  было застолбить очередь у того или иного рабочего. Нина угощала рабочих  вишней или огурцами, стараясь принести в дом побольше коры.

Вечерами дети играли в прятки и поленницы на берегу были отличным укрытием.

По выходным часто отдыхали всей семьей на левом берегу Волги. Взрослые готовили на костре еду и, конечно, чай. Ребятишки часами не вылезали из воды и загорали не хуже, чем на юге.

Зимой берег был свободен от дров и покрыт снегом. Волга затягивалась толстым льдом и становилась любимой площадкой для игр. Детям было раздолье кататься на больших салазках, лыжах, санках. Горка начиналась от могучего тополя на Набережной и спускалась прямо к реке. На салазки садились по несколько человек и с хохотом неслись вниз до самой Волги. Иногда у самого берега расчищали лед от снега и катались прямо в валенках или на снегурках.

Весной ходили на лыжах на левый берег Волги за вербой. Часто можно было наблюдать, как в конце весны на уже некрепком льду Волги тонули грузовики, лошади и люди. Однажды около картонной фабрики в реку упал самолет, прорубив лед до самой воды.

В середине весны лед метровой толщины вырубали и перевозили на санях, запряженных лошадьми, в погреба овощехранилищ и складов мясных и молочных продуктов.

Волга разливалась до самого дерева и по улице Урицкого, заливая всю площадь теперешнего рынка до ворот. До рынка приходилось плавать на лодке. Было страшновато, навстречу плыли небольшие льдины, и нужно было искусно маневрировать, чтобы избежать столкновения. Детей в школу и из школы тоже возили на лодках.

А какой шум стоял на реке, когда начинался ледоход! Льдины нагромождались друг на друга, превращаясь в огромные ледяные горы. Эти глыбы льда, проплывая мимо, стаскивали какие-то будки, деревья, лодки... В воздухе пахло свежестью, весной и новыми надеждами...

 

Глава 3. Семья Загрядских в военные  и послевоенные годы

Великая Отечественная Война не обошла стороной и большую семью Загрядских. Из-за большого количества детей Михаила Васильевича не взяли на фронт, поэтому он днями и ночами работал на картонной фабрике. Иногда он приносил с работы сахар и поровну делил их на всех. Взрослые дети часто отдавали свою часть маленькой Нине, которой так хотелось сладкого. Нина помнит, как ее мама переворачивала блюдце и насыпала в углубление донышка чайную ложку сахарного песка и давала Нине маленький кусочек хлеба, полученный по карточкам. И не было ничего слаще, чем макать этот хлебушек в сахар и съедать по маленькой крошечке, растягивая удовольствие.

В период войны в доме не было электричества, в ход шли свечи и керосиновые лампы. Еду готовили в русской печке, а белье стирали в огромном корыте и бучили в буке – большой бочке с дырками в дне. В бук до половины закладывали белое белье, сверху прикрывали тканью, на которую насыпалась дровяная зола. В печке в чугунах кипятили воду и нагревали докрасна булыжники. Бук устанавливали над корытом на брусочки, заливали его кипящей водой и щипцами укладывали раскаленные булыжники. Все кипело и бурлило, а бук накрывался ватной фуфайкой. Через некоторое время щелок (горячую воду) сливали через дырки в корыто и использовали для стирки темных вещей. Тем временем белое белье стекало, его  вынимали, складывали в корзины и несли полоскать на Волгу. Этим трудоемким способом достигалась ослепительная белизна белья. Женщины на Волге замечали эту белизну и говорили, что нет ни у кого белья белее, чем у Анны. Нина вспоминает, что летом мама доверяла ей полоскать мелкие вещи. А зимой Анна Ивановна полоскала белье в проруби, в ледяной воде голыми руками. Дети по очереди привозили ей на санях корзину с бельем, а выполосканное белье увозили. И так несколько корзин. А после полоскания Анна Ивановна приходила домой и не знала, куда деть руки, закоченевшие в ледяной воде. Она махала ими и периодически опускала в холодную воду, где руки быстрее отходили.

        Во время войны с продуктами было очень тяжело. Загрядские даже варили соль, чтобы как-то прокормить семью: Маша и Надя плавали на лодке к мебельной фабрике, к соляным колодцам, оттуда привозили соляной рассол, который выпаривали в кирпичных печах на берегу. Соль меняли на продукты. Однажды лодка перевернулась, а девочки чудом остались живы.

Мы помним страшный гул самолетов, и как Нина плакала во время бомбежек ГОГРЕСа, а Анна Ивановна заворачивала ее с головой в детское розовое одеяло и бежала вместе со всеми в бомбоубежище. После обстрела они приходили домой, Анна Ивановна умывала Нину водой и успокаивала ее.  Именно Нина, которая ночевала в гостях у подружки, первой услышала ранним утром по радио весть о Победе Советских войск над фашистской Германией. Они сразу же побежали на Набережную, к Загрядским, чтобы поделиться этой счастливой новостью.

      Во время войны Костя, один из выросших уже детей Загрядских с 1943 года защищал Родину на фронте.

          Но жизнь шла, война окончилась, и постепенно стал налаживаться мирный быт.

После окончания войны в поселке картонной фабрики в специальных бараках разместили немецких военнопленных. Они работали на берегу Волги и вместе с нашими рабочими занимались погрузкой дров для картонной фабрики. Они всегда находились под наблюдением, но им разрешалось передвигаться по улицам города. По-русски они почти не говорили. Часто немцы приходили в дома местных жителей и просили обменять мыло, которое им выдавалось, на картошку или хлеб. Хлеба всегда не хватало, а вот картошку приходилось менять, т.к. мыло было в те годы большим дефицитом. Поэтому, кстати, и мылись люди примерно раз в две недели.

Однажды в дом Загрядских пришел немец и увидел на столе в сенях кастрюлю с кислым супом. Жестами он попросил съесть этот суп. Конечно, суп ему отдали, и дети до сих пор отчетливо помнят, с какой жадностью пленный съел этот суп.

Немцы не обижали местных жителей. Дети ходили к ним в бараки менять продукты на мыло. Пленные улыбались, дарили детям какие-то безделушки.

После отъезда немецких военнопленных в их бараках поселились семьи рабочих картонной фабрики.

Но были в жизни детей и радости. Михаил Васильевич принес в дом котенка, Муську. Девочки играли с ней вместо куклы: заворачивали ее в «одеяльце», укладывали в «постель», сделанную для нее из тряпок. Муська не только не сопротивлялась, но и с удовольствием спала в таком виде.

Три раза в год Муська приносила котят. Нине запомнился один очень игривый  и шустрый котенок, который носился по комнатам, и, когда мешали дрова в подтопке, играя, запрыгнул в печь и тут же сгорел. Нина плакала навзрыд, и этот грустный случай запомнился ей на всю жизнь.

Сама Муська была очень умной кошкой. По ночам она ловила рыбу, больших угрей и налимов. Она приносила их к дому, стучала лапкой в окно, которое было близко к земле. Анна Ивановна вставала, открывала окно, а мокрая насквозь Муська проносила рыбу к порогу, где и оставляла. Сама она рыбу почти никогда не съедала. Соседи не верили, что кошка сама ловит рыбу, думали, что таскает у рыбаков. Однако рыбаки, оказавшиеся свидетелями того, как Муська рыбачит, рассказали, как она ловит рыбу. По ночам угри подходили близко к берегу, и в этот момент Муська хватала их за жабры и вытаскивала из воды.

Муська ловила не только рыбу. Однажды  видели, как кошка поймала в сарае огромную матерую крысу и долго боролась с ней на снегу, потом все-таки задушила и оставила.

Эта умная кошка долго жила у Загрядских. Муську помнят все, кто бывал в то время в Доме на Набережной.

 

Глава 3. Жизнь прожить – не поле перейти.

       Многодетная семья Загрядских была хлебосольной и гостеприимной. В доме по праздникам гостили друзья и родственники. Анна Ивановна и Михаил Васильевич пользовались большим уважением в Балахне.  Соседи всегда называли их по имени и отчеству, друзья, кто постарше, называли Анну Ивановну Анютой, а те, кто помоложе - т. Нюрой.

Гостей угощали пирогами или домашними лепешками, перед приходом гостей всей семьей лепили много пельменей. На стол выставлялись домашние соленья: капуста, помидоры, огурцы из больших бочек. Из напитков пили кагор в небольших количествах, водкой и вином не увлекались. Делали свою наливочку из вишни. После небольшого застолья играли в карты, лото, домино, пели песни. В гости часто приходили семьи Мамоновых, Кочетовых, Гогошиных. Каждое воскресенье приезжала т. Нюра Ирцева с дочерью Ларисой. Приходила Александра Макаровна Тюрина с дочерью Риммой.

Когда дети выросли и обзавелись своими семьями, всегда, почти каждое воскресенье, собирались все вместе на ул. К. Маркса,  в Доме на Набережной. Все тянулись к Анне Ивановне, маме, бабусе… Народу в доме собиралось так много, что вся семья с трудом убралась в небольших комнатах. Детей кормили на кухне, а потом, конечно, они гуляли на улице... Летом на Волге взрослые готовили на костре еду и, конечно, чай. Ребятишки часами не вылезали из воды и загорали не хуже, чем на юге.

Зимой дети катались с горы на санках и лыжах, лазали по сугробам, а потом, усталые и  довольные грелись на горячей русской печке. Кажется, что и снега тогда было больше, и жизнь была радостнее, веселее. Дети вспоминают, с каким удовольствием они чистили снег во дворе огромной лопатой. Никто не заставлял их  это делать, просто это нехитрое занятие давало  большой заряд бодрости.

Семья Загрядских пользовалась уважением и почетом среди жителей окрестных улиц, считалась примерной и благородной. Анна Ивановна была награждена медалью материнской славы.

Нина гордилась своими братьями и сестрами, а соседские девчонки и мальчишки восхищались ими и, наверное, завидовали Нине:

Катя – счетовод, красавица с шикарными длинными косами;

Гена – судья с горделивой осанкой;

Костя – широкоплечий красавец, служивший в Германии;

Сережа – спортсмен, не имеющий отбоя от девчонок;

Надя и Маша – милашки, не отстающие от моды;

Нина – хохотушка, любимица  всей семьи.

Когда Нина училась в начальных классах, Костя служил в Германии и присылал тетради, альбомы, цветные карандаши отличного качества. Одноклассники завидовали Нининым школьным принадлежностям. Также Костя присылал одежду, разные предметы обихода, например, пуховую перину, из которой Анна Ивановна сделала подушки в приданое Маше и Наде. В большой немецкий альбом для фотографий Нина поместила все красочные открытки, которые Костя присылала в огромном количестве[11]. Также запомнились радиоприемник, для которого Михаил Васильевич выпилил футляр в виде домика, и проигрыватель для пластинок. Брат Сережа покупал разные пластинки, и в доме всегда звучала музыка.

Летом сестры Маша, Надя и  Нина сидели на лавочке и смотрели на Волгу. По реке проплывали пароходы с отдыхающими, звучала прекрасная музыка. А перед сном сестры шли купаться. Вечером вода в Волге была особенно теплой. Нина долго не могла научиться плавать, очень боялась глубины. Плескалась с надутой сатиновой наволочкой вместо круга на глубине не более чем по пояс.

Зимы были снежные, и дети с удовольствием чистили снег во дворе и на улице возле дома. В этих горах снега напротив дома девчонки мальчишки и строили крепости, дома и магазины. Играли почти до полного окоченения, а потом бегали к Нининой подруге Вале Вяхиревой греться на огромной русской печке. Валины двоюродные братья Колька и Вовка жили в том же доме, через перегородку, и ребята, лежа на печке, смеялись, переговаривались и строили планы зимних игр на улице. В доме Загрядских печка была очень низкая, т.к. дом двухэтажный, поэтому на печь мог лечь только один человек.

В школе с первого по шестой класс Нина училась вместе со своей двоюродной сестрой Наташей Мамоновой (их матери, Анна и Валентина, были сестрами по отцу Ивану Анохину). Нина часто ходила в гости к Мамоновым, гостила у них иногда неделями. У Наташи была своя комната с игрушками и кукольной посудкой. Михаил Васильевич, который был у Наташи крестным, сделал ей детский стол, стульчик и шкафчик для посудки, который висел низко над столиком. Играть было очень интересно, тем более, что дома у Нины такого не было. Девочки спали вдвоем на односпальной кровати с панцирной сеткой, ложились рядом и, скатываясь друг на друга, хихикали и до поздней ночи болтали, делясь своими девичьими секретами. А тетя Валя из своей спальни кричала: «Опять рядом лежите? А ну-ка лягте валетом и немедленно спите!!!» Несмотря на то, что в седьмом классе Наташа перешла из 6-й школы в 9-ю, Нина продолжала проводить много времени у подруги.

         На рубеже 40 – 50-х годов тяжело заболел Михаил Васильевич. Он всегда был под наблюдением врачей по причине туберкулеза в закрытой форме, и вся семья тоже стояла на учете. В дополнение к этому у него появились проблемы с желудком. С диагнозом «рак желудка» его направили на операцию в областную больницу им. Семашко. Почти весь желудок был удален. После операции он прожил около 6 месяцев. Первоначально после операции наступило улучшение, а в августе самочувствие резко ухудшилось. Его положили в больницу. Я  постоянно за ним ухаживала, Таня и Наташа были у бабушки, Анны Ивановны.

7.10.1951 в солнечный воскресный день Михаил Васильевич умер. Дети (Толик, Верочка, Таня и Наташа) гуляли на улице возле Дома на Набережной и вдруг увидели Гену с Полиной, идущих к дому и несущих в руках подушку Михаила Васильевича, которую ему в больницу принесли из дома. Взрослые сразу догадались, что случилось непоправимое.[12]

Смерть мужа стала тяжелым ударом для Анны Ивановны, на плечи которой легла забота о детях и внуках. Нина помнит, как плакал Гена, держа ее на коленях. Все дети очень тяжело переживали потерю отца.

Анна Ивановна наложила годичный траур. На целый год отложили свадьбу Маши.

Жизнь изменилась.

Дети обзавелись семьями. Анна Ивановна с Ниной остались жить в Доме на Набережной. С ними жил Костя с женой Лидой и детьми Галей и Сашей. 

Анна Ивановна не прекращала готовить, хлопотать по дому и в огороде. Нина, пока жила с матерью, как могла, старалась облегчить ее труд. Уже появились стиральные доски и печки-прачки, но полоскали еще на Волге. Помимо стирки, Нина копала огород, который был разделен с Костей пополам. Анна Ивановна сама сажала овощи, полола грядки. Нина окучивала картошку и помидору, с высокой садовой лестницы собирала вишню, из которой потом варили вкуснейшее варенье. Перед тем, как уйти гулять, Нина накачивала воду, поливала, всячески старалась избавить Анну Ивановну от тяжелой работы. Нине  в то время мама казалась старенькой и слабой, хотя ей было всего около 60 лет. [13]

После того, как Нина вышла замуж и уехала из Дома на Набережной, Анна Ивановна, несмотря на пошатнувшееся здоровье, продолжала вести хозяйство. Еще при жизни Михаила Васильевича врачи предлагали ей операцию, но она отказалась, надеясь, что организм справится без хирургов. Однако самочувствие ее постепенно ухудшалось, стало сдавать сердце. Операцию делать врачи уже не решились.[14]

В 1972 году Маша забрала маму  к себе. Нина часто приезжала в Заволжье к Маше, чтобы навестить маму, по которой младшая дочка скучала сильнее всех. Все дети, особенно дочери, скрывали от матери свои проблемы и жизненные неурядицы, чтобы не расстраивать ее.

... По очереди мы все покинули старый дом на Набережной и разъехались по своим благоустроенным квартирам, где уже не была диковинкой газовая плита, горячая вода и просторные комнаты... Но до сих пор я часто вспоминаю наш старый родительский дом. Когда-то он казался тесным и старомодным, с непонятной бережливостью хранившим старые вещи. Из всех удобств – печка, а у порога, смешно сказать, не резиновый, а связанный бабушкой из разноцветных тряпочек коврик... Однажды ты вырвался оттуда с радостью и облегчением, но почему-то не забылись с годами, ни старый хлам, ни коврик, ни печка. И жаль утерянную навсегда возможность открыть дверь в теплую тесноту старого дома, где ты жил маленьким. Хорошо, если он, хотя бы приснится…»

... Бабуся замолчала и надолго задумалась, глядя на широкие просторы Волги. Света тоже не говорила ни слова. Она и не представляла себе, что родилась в такой дружной семье со столь богатой историей и традициями. Её наполняла радость и гордость от того, что и она теперь будет хранить память о родоначальниках ее семьи и сможет потом передать свои знания потомкам.

 

Заключение

Ну, вот и подошло к концу наше путешествие.

С тех пор прошло много лет. Света уже давно выросла и сама стала мамой. Моей мамой. Иногда она рассказывает мне о своей бабусе, о старинной жизни большой семьи Загрядских, к которой принадлежу и я. Теперь я знаю, что у меня есть не только мама и папа, а еще и бабушка, прабабушка и даже прапрапрабабушка. История нашей семьи, как и история нашей страны будет продолжаться и мы, потомки, станем достойными ее участниками.