На момент начала Великой Отечественной войны (22.06.41) мне было неполных 13 лет (родилась я 31.08.1928 г.). Моя семья в начале войны собиралась в эвакуацию, но уехать мы не смогли, и пришлось остаться в Ленинграде. Враг стремительно приближался к великому и прекрасному городу, и уже очень скоро для всех оставшихся жителей города наступили тяжелые, трагические дни. Город оказался в кольце вражеской блокады.

Каждый день город многократно подвергался налетам вражеской авиации и непрерывным артобстрелам. Было очень и очень страшно. Этот гул самолетов, вой и разрывы авиабомб и снарядов еще очень долго мне снились и после войны. Этого забыть невозможно. Продовольственные запасы города быстро истощались, а вместе с ними стремительно таяла и норма хлеба по продовольственным карточкам. Были отключены свет вода и тепло. В квартирах стояла минусовая температура, и было также холодно, как и на улице. Иногда в маленькой железной печурке нам удавалось что-нибудь сжечь, но это не помогало. На короткий срок и то возле самой печурки, становилось чуть теплее, а затем снова наступал жуткий холод. Вода в банках за ночь промерзала насквозь. Кстати сказать, зима 1941-1942 годов была очень суровой, морозы в 30 градусов были не редкостью. Пожалуй, испытание холодом было сравнимо с голодом. Возможно, многим удалось бы выжить, если бы было тепло.

Но город жил и не сдавался. Каждый житель блокадного Ленинграда только фактом своего существования в этих жутких условиях приближал великую Победу. Каждое движение, каждый вдох блокадника лишали уверенности жестокого врага в окончательной победе, ломали его становой хребет, силу духа. Работали заводы и фабрики. Ленинградцы плавили металл, строили танки, делали снаряды, так необходимые фронту, так необходимые для победы. И мы, дети блокадного Ленинграда, не отставали от старших. Одни вместе с отцами работали на заводах. Другие состояли в санитарных дружинах. Третьи тушили зажигательные бомбы во время артобстрелов. Всего и не перечислишь. Была от нас польза - это факт.

С ноября 1941 года началась большая смертность от голода, коснулась она и нашей семьи. 20 января 1942 года умер младший брат. Было ему всего 8 лет. В наше мирное время дети его возраста конечно знают что, такое смерть, но вряд ли отчетливо понимают это. Так, как это понимают взрослые. В дни тяжких испытаний войной, таких, какие выпали на нашу долю, дети взрослеют быстро, очень быстро, и наш маленький Витя в свои 8 лет отчетливо, понимал, что такое смерть. Он очень любил жизнь и не

 хотел умирать, но война распорядилась по-своему. Вспоминается один случай, отчасти даже курьезный. Однажды, во время очередного налета немецких бомбардировщиков, он так торопился в бомбоубежище, что убежал туда раньше нас с мамой и в одном валенке. Потом мы с трудом отыскали его там. Он так и сидел в одном валенке, крепко прижимая другой к груди.

14 февраля 1942 года умерла мама. Было ей всего 38 лет. Умерла ночью, в одной постели со мной. Я успела увидеть ее последний взгляд, взгляд полный слез. Она пыталась что-то сказать мне, но слов не было, речь была парализована. Утром пришли соседи, зашили ее в байковое одеяло и вынесли в соседнюю комнату, где уже лежали другие мертвые. Службы по захоронению работали, но покойников было так много, а сил так мало, что они с большим трудом справлялись со своими обязанностями, поэтому покойников и собирали в одной комнате. Потом их забирали службы по захоронению. Напомню: зима была очень холодная, и это спасло Ленинград от страшной эпидемии. Я осталась одна. Одна в умирающем, голодном, ежедневно обстреливаемом городе. Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю, что мама пожертвовала собой, чтобы мы жили. Свою, и без того маленькую, пайку хлеба она делила между мной и братом.

Отец в это время был в армии. Часть его находилась в Ленинском районе города, а жили мы на Петроградской стороне - это довольно далеко. Даже сегодня, скажем, на метро это расстояние быстрее чем за 40-50 минут, не преодолеешь. Тогда Ленинский район была окраиной города, а о каком-то транспорте, конечно, не могло быть и речи. Невозможно предположить, как сложилась бы моя судьба дальше, но вмешался случай, воистину счастливый случай, а может, какие-то другие силы. В конце февраля по служебным делам в нашем районе оказался товарищ отца по части. Он зашел проведать нас. Придя в часть, он все рассказал отцу. Через несколько дней, в лютый мороз, пройдя весь город пешком, отец пришел за мной. Замотал меня, как котенка в теплые вещи, посадил в детские саночки и через весь город повез меня "в армию". Я увидела блокадный город, мертвый, разрушенный, но не сломленный город. Такое не забывается.

В части меня поселили в канцелярии, которая находилась в подвальном помещении. Вместе со мною в этой комнате сидел, солдат женщина-машинистка и все время что-то печатала. Она меня очень любила. В этом подвале я прожила с февраля по август 1942 года.

Потом был указ - эвакуировать всех детей из Ленинграда "на большую землю". Папа отвел меня в детский дом, который находился около Балтийского вокзала. В конце августа 1943 года я с детским домом была эвакуирована в Ярославскую область. В детдоме прожила до мая 1943 года.

Запомнилась дорога в эвакуацию. Были и бомбежки, и обстрелы нашего эшелона. Было очень страшно. Но больше всего запомнились люди. Люди, встречавшие нас на каждом полустанке. Не забыть лица солдат, которые пытались найти среди нас своих детей или узнать что-то о них или своих семьях. Они окружали вагоны, выкрикивали имена своих детей, названия улиц, на которых жили до войны, пытаясь узнать хоть что-то. Охрана пыталась их сдерживать, но это ей не всегда удавалось. Помню раненых солдат на барже, вместе с которыми нас переправляли через Ладогу. Особенно лицо одного, уже не молодого солдата, того который молча протянул мне кусочек хлеба, но я его не взяла. Затем уже на освобожденной территории - заплаканные лица местных старушек, крестившихся на нас, как на живых мертвецов. Были и другие плохие ситуации, но о них здесь не хочется вспоминать. Бог им судья этим людям.

Летом 1943 года нас отправили в город Кострому, в школу ФЗО на ткацкую фабрику. Шла война, и Родине требовались рабочие руки. Сначала учили ткацкому делу, а через 6 месяцев поставили к станку. Так в 14 лет я стала полноценной ткачихой. Скидок на возраст нам не делали. Вместе со взрослыми мы работали полную смену, по 12 часов в сутки. Ткали плащ-палаточное полотно для фронта. Было трудно, но пожалеть было некому, ни папы, ни мамы рядом не было. Особенно тяжелыми были ночные смены. Постоянно хотелось спать и есть. Конечно, того голода, который пришлось пережить, уже не было, но и досыта никто не кормил. 

Всякое бывало и смешное и грустное. Запомнились деревянные ботинки, в которых мы работали. Очень холодные и очень неудобные. Запомнились ткацкие челноки, сами по себе не опасные и мирные, пока они находятся в ткацком станке. Но иногда они из станка вылетали и со свистом, ну, точно, как снаряд, проносились через весь цех. В этот момент было не до смеха. Да много чего было, если все вспомнить - хватит на целую книгу.

В феврале 1946 года пришел вызов от отца, и я вернулась домой в родной Ленинград. Потом училась, вышла замуж, в 1953 году у нас родился сын Валерий. Муж - военный моряк. Окончил Ленинградское высшее военно-морское инженерное училище им. Ф.Э.Дзержинского. В 1954 году мы уехали в город Баку, по месту назначения службы мужа. В 1957 году мужа перевели в город Новороссийск, и мы переехали туда. А в 1962 году он ушел в запас, и мы переехали в Горький. В 1998 году муж умер.

Советский агитационный плакат времен "пятилеток"К середине 1920-х гг. было завершено…

Новогодняя елка. Москва. Красная площадь.Новый год — праздник, отмечаемый многими…

Подписание пакта Молотова – Риббентропа. В первом ряду И. фон…