Курова Тамара Анатольевна - житель блокадного Лениграда

Мне только исполнилось 12 лет (6 июня), а 22 июня началась война. Я, как и все ребятишки, выбегала из дома во двор смотреть, как появляются белые облачка на голубом небе. Было интересно. Мы не понимали тогда, что это был воздушный бой и разрывы снарядов. А в сентябре на наш дом упала бомба. Маму ранило, и её с восьмимесячным братиком увезли в больницу. Нас - меня и трёх сестёр - забрал папа к себе на службу. Он тогда служил в войсках ПВО. Почти всю осень мы прожили в бомбоубежище. Там у каждой семьи был свой угол. А когда нам дали комнату, то папа установил нам печку-«буржуйку». Дров не было, топили стульями и бумагой. Еды тоже не было. Ели даже столярный клей. А когда соседка привезла мешок мёрзлой сладкой земли со сгоревших Бадаевских складов, то мама кипятила эту землю, и мы пили сладкую чёрную воду. В начале января 1942 года к нам на минутку забежал папа и сообщил, что он в Народном ополчении и уходит на фронт. Значительно позже, после окончания войны, мы узнали, что 27 января 1942 года он погиб на Волховском фронте.

У меня до сих пор сохранились яркие воспоминания нескольких эпизодов осени и зимы 1942 года жизни в блокаде. В семье я была старшая, и мама меня посылала за питанием для брата, за водой на колонку, за хлебом. К этому времени она устроилась работать санитаркой в госпиталь, который находился в Суворовском училище на Садовой улице.

Однажды вечером, когда я подходила к дому с питанием для малыша, мимо меня над головой пронёсся огненной сноп. Это был снаряд, который попал в торец Апраксиного двора. Я не помню, как оказалась в подворотне нашего дома (Апраксин переулок, дом 1), а затем и дома. Все жильцы скопились в коридоре, а в комнатах были выбиты стёкла, несмотря на бумажные кресты, наклеенные на них.

Помню, как ходила на колонку за водой с бидончиком. Ждала своей очереди, а когда она подходила, то просила налить воды, т.к. к колонке было не подойти, вся обледенелая и ручку нажать не было сил.

Ещё остались воспоминания, как я с тем бидончиком ходила к маме в госпиталь за едой. Я тогда была маленького роста и очень худая, поэтому свободно проходила под 

Блокадный Ленинград.

турникетом. Там меня принимали очень ласково и по-доброму. Накладывали полный бидончик гречневой каши и давали поесть.

Совсем плохо помню, как умирали сестры. Они все время лежали очень тихо, ничего не просили. А потом их не стало. Их, видимо, куда-то унесли. Нас осталось трое: я, мама и брат. В конце марта 1942 года нас вывезли из Ленинграда по дороге жизни.

В г. Горький я с мужем приехала на работу по направлению после окончания Ленинградского политехнического института.